Королевна Я

Марко Вовчок

Добрые старые король и королева пробовали ее склонить к замужеству. Нередко добрый старый король, походив взад и вперед по покоям, что всегда у него служило признаком душевного волненья, откашливался и мягко начинал:

— Какой молодец Иван-королевич!

Добрая старая королева сейчас же спешила на подмогу и со вздохом замечала:

— Золото, а не королевич!

Королевна Я ни гугу, словно речь до нее и не касается.

Добрый старый король опять начинал ходить взад и вперед по покою, опять откашливался и приступал уже порешительнее:

— Я бы желал с ним породниться!

— И я бы желала! — поддерживала добрая старая королева.

— А я не желала, не желаю и желать не буду! — рубила, как топором, королевна Я.

И уж после этого настаивать было невозможно, иначе она начинала метаться и кружиться по покою, как вьюга по полю, и на всю околицу гремела:

— Я! Я! Я!

Доброму старому королю оставалось только беречь от глухоты уцелевшее левое ухо, а доброй старой королеве правое, а Ивану-королевичу, потуживши, поплакавши, отъезжать восвояси.

В один ненастный осенний вечер добрый старый король получил через гонца известие, что к нему спешит в гости новый жених для королевны Я.

Добрый старый король прочитал грамоту, бросил ее и махнул рукой.

Добрый старый король не имел привычки отчаиваться; напротив, он всегда надеялся на устраненье всех напастей, и хотя прошлое давало ему полное право махнуть рукой, он не махнул бы, не будь ненастной, сырой погоды, которая дурно действовала на его подагру.

Однако он, прихрамывая, пошел к своей доброй старой королеве и сказал ей:

— К нам едет новый жених, новый Иван-королевич. Я не жду проку от этого посещенья, но все-таки следует его принять согласно нашему сану и нашей славе.

— Разумеется, надо, — отвечала, вздыхая, добрая старая королева.

— Я велю разыскать шесть шестиголовых гусей и подать их на жаркое к обеденному столу. Как ты думаешь, ведь это хорошо будет?

— Очень хорошо! — отвечала добрая старая королева.

— Потом я прикажу... Но надо спешить! Он, пожалуй, того и гляди, нагрянет! Но прежде всего пойдем, подготовим ее к свиданию!

Против всякого ожиданья, королевна Я весьма благосклонно приняла переданное ей известие о приезде нового Ивана-королевича.

— Очень рада! — ответила она. — Очень рада!

Невзирая на разыгравшуюся подагру, добрый старый король тотчас же развеселился от этих приветливых слов.

— Увидишь, что дело пойдет на лад! — сказал он своей доброй старой королеве, когда надел ночной колпак, а она ночной чепец.

— А шестиголовые гуси? Ты не забыл распорядиться? — напомнила старая добрая королева.

Иван-королевич пожаловал, и свиданье обошлось как нельзя благополучнее.

Королевна Я очаровательно с ним раскланялась и спросила о здоровье.

— Я тебе говорил! — шепнул добрый старый король своей доброй старой королеве.

Потом пошли к обеденному столу, кушали шестиголовых гусей и всякие сласти, запивали разными питьями и винами, а, откушавши, сели на атласных подушках и начали беседовать.

Доброму старому королю нетерпеливо хотелось уладить поскорее свадебное дело, и он украдкой моргал своей доброй старой королеве, чтобы она как-нибудь половчее удалилась из покоя и оставила жениха с невестой объясниться между собой наедине.

Но добрая старая королева была очень недогадлива, а главное, нерешительна. Она и видела, что ей моргают, и ей казалось, что это знак уйти...

«А если это знак не уйти, а остаться?» — брало ее вдруг сомненье.

И она оставалась на своей атласной подушке в нерешимости.

— Какая чудесная звезда на небе сверкает! — сказала вдруг королевна Я, обращая свои звездоподобные глаза на голубое небо, где ярко сияло солнце.

— Вы хотите сказать: солнце? — спросил Иван-королевич.

— Нет, я хочу сказать: звезда! — отвечала королевна Я.

— Но ведь это солнце!

— Нет, это звезда!

— Помилуйте...

— Звезда!

Добрый старый король, видя, как повертывается дело, ужасно встревожился, растерявшись, подбежал к Ивану-королевичу, дернул его за полу и шепнул:

— Не перечьте! Это пройдет!

Но Иван-королевич не слыхал этого предостереженья. Он с удивлением и горем долго глядел на королевну Я, у которой глаза сверкали, щеки горели, а уста улыбались, и, наконец, проговорил:

— Я не понимаю...

— Это звезда! — высокомерно повторила королевна Я.

— Это солнце!

— Звезда!

— Солнце!

— Не перечьте! — почти крикнул добрый старый король.

Но было уже поздно. Гроза разразилась, и эхо отдавало на разные лады:

— Я! Я! Я!

Когда ураган, наконец, стих, то из одного угла послышались вздохи доброй старой королевы, из другого смущенные восклицанья доброго старого короля, а из третьего — горький плач Ивана-королевича.

Из четвертого угла, куда забилась королевна Я, ничего не было слышно.

Добрый старый король хотел сказать слово утешения гостю и двинулся из своего угла, но Иван-королевич предупредил его.

Он мужественно отер свои горькие слезы и, поклонившись доброму старому королю, поблагодарил его за ласковый прием и стал с ним прощаться.

— Что ж это вы? Куда ж вы? — заговорил добрый старый король. — Стоит ли из-за пустой размолвки... Ведь вы немного в чем и разошлись-то!

— Как немного?!

— Ну, да... Она говорит: звезда! А вы говорите: солнце! Разница небольшая, потому что оба светят... Да и охота вам было спорить? Сказали бы ей: да, звезда! Разве от этого вас бы убыло? И все бы обошлось благополучно, а теперь...

Иван-королевич опять еще горьче заплакал, но опять мужественно отер свои горькие слезы и распрощался с добрым королем.

— Не послать ли вернуть его? — сказал добрый старый король своей доброй старой королеве.

Вероятно, добрая старая королева согласилась бы, что надо вернуть, но тут вышла из угла королевна Я и твердо, холодно, как серебряный колокольчик, прозвенела:

— Чтобы его здесь не было духу! Чтобы о нем здесь не было слуху! Это глупый, скучный, безобразный простофиля, которого следовало бы засмолить в бочке или... Точно ли он уехал? Прикажите обследовать все королевство и, если он где-нибудь отыщется, немедленно выпроводить его за границы наших владений!

Королевна Я быстро вышла в сад, начала прогуливаться и стала напевать какую-то веселую песенку.

— Как хорошо жить на свете! — говорила она и говорила именно потому, что ей в эту минуту жить было худо.

Да, ей было как-то не по себе. Она совершенно не могла придумать почему, но так было.